Иной раз было лучше сходить в атаку, чем побывать на переправе.
Почетный работник транспорта России Александр Григорьевич Шиликов начинал кочегаром на пароходе, участвовал в Сталинградской битве. В конце 42–го был тяжело ранен. Более тридцати лет работал в аппарате Министерства речного флота СССР, в том числе 14 лет – в управлении подводно–технических и специальных работ.
«Мне везло на хороших людей»
На память о встрече с Александром Григорьевичем остались две книжки с автографами. Всего фронтовик издал пять книг, небольших, но удивительно душевных, в которых ни строчки о самом авторе. Все произведения – о тех, с кем свела судьба. Шиликов пояснил так: «Хорошие люди мне встречались в жизни, многое от них перенял и очень им благодарен».
Именно они спасли 24–летнего Александра, когда он получил тяжелое ранение и контузию под Сталинградом. Началось заражение правой ноги, и хирург вынес суровый приговор: «Будем ампутировать». Но тогда же, как вспоминает фронтовик, подошел к нему один из врачей, сгорбленный пожилой человек, и сказал хирургу: «Разрешите, я с юношей повожусь?». Спросил Шиликова: «У тебя родные есть?». Отец, Григорий Алексеевич, был на фронте – он погиб позднее, в сорок третьем, на Курской дуге, оба брата воевали, но на малой родине оставались мать и сестра. Сказал об этом. «Здесь ты у нас сгинешь, – видишь, сколько раненых?».
Это Шиликов знал: сам вывез тысячи раненых из Сталинграда. В иные дни – по 400–500 человек. «Они были черные от дыма и копоти, оборванные, уставшие и измотанные, их гимнастерки были пропитаны потом и кровью, на лицах – многодневная щетина. На берегу их складывали, чтобы ночью переправить через Волгу».
Как вспоминает фронтовик, тот пожилой человек подозвал медсестру с красивой фамилией Чайка, которая и помогла полуживому Шиликову добраться до Казани, где уже ждала мама, Евдокия Никитична. Оттуда военный комендант отправил раненого в родную Козловку, а это по воде еще 60 км. Там Александр попал в заботливые руки медсестры Насти, которая, несмотря на занятость, дважды в день делала ему необходимые процедуры.
– Я не мог стоять, у меня на правой ноге пальцы были под 90 градусов вверх, все было перебито. Долго из–за этого не женился, хотя девчата атаковали. И зимой, и летом ходил в калошах с разрезанными носками и подвязанными ремешками. Начала гнить кость на правой ноге. Но я до сих пор хожу благодаря врачам. Вскоре мне сказали, что больше держать меня не могут и переводят на инвалидность. Я ответил: «В 23 года инвалидность! Я ее не возьму». Спрашивают: «А в чем вы будете ходить?». А я им: «Это мои проблемы». Я написал своему начальнику пароходства, и он сказал, чтобы я срочно приезжал… Рана моя закрылась только в 1953 году».
Так, благодаря тем людям, большей частью незнакомым, он выжил. А когда бывает в родных местах, обязательно носит цветы на могилу Насте, своей медсестре–спасительнице.
Особые полномочия
Сталинград оставил на его теле множество отметин. Но сначала в биографии Шиликова была тяжелая работа по эвакуации из Москвы оборонных предприятий и дипломатического корпуса. «Задачу поставили такую: вывезти в Куйбышев речным флотом все имущество посольств, включая транспорт». К тому времени он окончил училище водного транспорта и, несмотря на молодость – было всего–то 23 года, занимал руководящую должность в Волжском речном пароходстве. Прибыв в октябре 1941 года в Северный речной порт столицы, возглавил оперативную группу, в подчинении которой было более двадцати грузовых судов водоизмещением до 2 тыс. тонн. Но сначала предстояло как можно быстрее, до ледостава, завезти в Москву топливо – дрова из Вологодской области, чтобы город не замерз в первую суровую военную зиму. Речники доставили тогда в столицу полмиллиона кубометров дров, ими была завалена набережная Горького (сейчас Космодамианская).
Только потом в Самару были доставлены ценные грузы из Москвы, а уже в декабре на эвакуированном оборудовании, смонтированном под открытым небом, начали выпускать первые боевые самолеты У–2.
В 1942 году первую строчку в военных сводках занял Сталинград – крупный промышленный, сельскохозяйственный, транспортный узел. Шиликов уже показал себя как хороший организатор и руководитель, и летом его назначили (на языке тех лет – «уполномочили») руководить речным флотом, который принимал участие в обороне города. На волжских моряков возлагались большие надежды: снабжение боеприпасами, техникой, продовольствием, эвакуация мирного населения и раненых, обеспечение переправ. Судовые команды должны были работать в экстремальных условиях. Вспоминая о том времени, Александр Григорьевич говорит: «Ответственность – высочайшая, любое промедление могло обернуться арестом, тогда ведь не церемонились. До сих пор удивляюсь тому, что справился с такой махиной. Все капитаны судов, командиры были старше, но подчинялись – у меня были чрезвычайные полномочия. Почти две тысячи человек личного состава! Жили одним – выстоять и победить. Хныканья, какого–то уныния не наблюдал. Когда один полк 138–й дивизии оказался в окружении, у них оставалось по 25 г сухарей, и они все равно вели военные действия. Тогда Андрей Еременко, командующий Сталинградским фронтом, поставил нам задачу – обеспечить их вооружением и питанием. Мы завезли 60 тонн вооружения и более 100 тонн другого груза. Это все под огнем противника. Потеряли бронекатер, но задачу свою выполнили. Они вышли из окружения».
Волжская «дорога жизни»
Когда фашисты, выйдя к Волге севернее Сталинграда, перерезали железную дорогу, великая русская река в те суровые и трагические дни стала настоящей «дорогой жизни». Бои становились все ожесточеннее, а объемы перевозок – под снарядами и бомбами – росли с каждым днем. Маршал Советского Союза Василий Чуйков, бывший командующий 62–й армией, оборонявшей город, позднее писал: «Если бы не героические усилия речников и моряков Волжской военной флотилии, 62–я армия погибла бы, не выполнив своей задачи». Есть в воспоминаниях Чуйкова такие строки: «Лучше семь раз было сходить в атаку, чем один раз побыть на переправе». И несколько цифр в подтверждение сказанного будущим маршалом: только за один день у причала переправы «Овраг Банный» противник сбросил 100 авиабомб, выпустил 130 мин и 120 артиллерийских снарядов. А таких переправ в подчинении у Шиликова было 17, да еще 93 судна Волжской речной флотилии, как принято называть, специального назначения – нефтеналивных, санитарно–транспортных и т. д.
К фронту мчались грузовики, бесконечным потоком шли обозы, двигались длинные колонны пехотинцев и артиллерии. На другом берегу, из города, как далекий гром, доносились тяжелые раскаты, сотрясавшие воздух и землю.
Огненная река
Обыкновенные пассажирские пароходы и теплоходы стали эвакогоспиталями. Их было 31. Большие красные кресты на тентовой палубе были видны издалека и согласно всем конвенциям должны были оберегать суда от обстрелов и бомбежек, однако немецкие летчики преследовали и старались уничтожить их в первую очередь. И даже когда видели, что на палубе женщины и дети, делали один заход за другим.
– Особо запомнилось 23 июля: с утра весь световой день одна эскадрилья шла за другой, без разбора они бомбили все, что можно было бомбить, – вспоминает фронтовик. – Тогда они подорвали нефтебазу, откуда потекли нефть и нефтепродукты, поэтому Волга горела. Нефть растекалась по воде, горела, чадила, трещала. А суда продолжали рейсы по огненной реке. Работали и все переправы. Фашисты прямой наводкой обстреливали наши суда. Теплоходы и пароходы взрывались, люди прыгали в воду, пытаясь найти в ней спасение, но в пламени умирали в страшных муках. И плыли бесконечные трупы вниз, до самой Астрахани и дальше. Это была страшная картина. Погибло много детей, женщин, стариков…
Но не только авиабомбы и обстрелы донимали речников. Немцы буквально нашпиговали Волгу минами. «Мина – коварное, сильное, хитрое оружие, – рассказывает Александр Шиликов. – Немцы применяли электромагнитные и акустические мины большой взрывной силы, они сбрасывали их на судоходную часть реки с парашютом, причем в наиболее узких и сложных для судоходства участках. Мины крепились к парашютам с помощью специального соляного раствора. В воде соль растворялась, парашют уплывал по течению, оставляя под водой мощную мину. Над ней могли пройти два, три парохода. А под четвертым, который пошел вроде по «чистому» фарватеру, рванет – и нет парохода. Именно так погибло санитарное судно «Композитор Бородин», на борту которого находились тысяча раненых бойцов и командиров.
Когда 19 ноября началось
контрнаступление, мы за две недели перевезли более 400 танков, 30 тыс. лошадей, 147 тыс. тонн военного оборудования. Уже был лед, мы в ледовых условиях работали, и, когда возвращались, не уложились вовремя, потому что лед не давал возможности развивать скорость. Уже стало светать, и начались бомбежки авиации. Бомба попала прямо в корабль, и он тут же затонул».
На этом судне и находился Александр Шиликов. «Очнулся на берегу в каком–то картофелехранилище, совершенно беспомощный, – вспоминает он. – У меня были перебиты ноги, лопнуло правое легкое, сместился пищевод, вылетели все зубы, рука перебита. Лежали мы на земле, был какой–то свет, видимо, от аккумулятора. Вот тогда–то мою ногу доктор намеревался ампутировать, и спас меня пожилой врач…»
Девиз достойной жизни
В апреле 1943–го Александр Григорьевич вернулся в Куйбышев. Хромая, зашел к начальнику пароходства, тот крепко обнял. Но на Волге Шиликов поработал недолго, последовал перевод в Москву. Пришлось заниматься созданием на речном транспорте специальных подразделений по восстановлению разрушенного войной водного хозяйства. Надо было очищать реки от разрушенных мостов, различной боевой техники, затопленных судов. Одна из первых командировок – в Белоруссию. «Когда прибыли в Гомель, перед нами открылась ужасающая панорама: вместо города – дымящиеся развалины, остовы зданий, печные трубы от сгоревших деревянных домов, кругом завалы, и самое страшное – многочисленные, наскоро написанные таблички, предупреждавшие: «Заминировано», «Стой! Прохода нет!», «Опасно! С прохода не сворачивать!». И в той командировке и последовавшими за ней другими работа была выполнена. С такой же ответственностью работал Александр Григорьевич на высоких должностях в Министерстве речного флота СССР, которому отдал в общей сложности полвека.
Владимир ГОНДУСОВ
На снимке вверху: Александр Шиликов в наши дни
